Феодосия-Барселона Часть 1
Добавлю, справедливости ради,
что проект полностью передран у екатеринбургских туристов-парусников
- с остатков натурного образца, который в конце прошлого века нашли
на полузаброшенной базе НИИ астрофизики в Крыму.
От сторожа и слышали все эти байки,
что они в 80-90х годах на таких в Барселону ходили из Одессы...
Боцман
форум "Под гиком"
Собирали катамараны дня три на Чумке в Феодосии. Боюсь предположить, откуда взялось это название. Нас оно не пугало. Мы дезинфицировались огромным количеством пива с мидиями, сваренными прямо в железном ведре. Местные рыбаки взяли над нами шефство, и каждый вечер это выражалось в волшебной кАмбале и запеченном на углях катрАне. Наша возня никого особо не удивляла – с этого места далеко не первый раз практически те же катамараны и те же люди отчаливали и уходили за горизонт, чтобы на следующий год, или через год вернуться.
Дорога до Феодосии – разрушенные людьми и временем старинные форты. Гора рядом с морем изрыта местными «дачниками»-рыбаками – целый город!
Выпили на дорожку с погранцами-таможенниками, и вот оно – море!
Просим Валеру Доронина порезать арбуз. Типа, мы знаем, как это делать по-московски, ну-ка, ленинградский артист, покажи, как резать арбуз по-ленинградски… Лучше бы не просили. Высунув кончик языка, Валера долго и тщательно чего-то там строгает, потом гордо разнимает арбуз на две части. В руках у него остается сахарная середина. Все остальное, видимо, нам.
Валера снялся в таких, известных каждому, советских блокбастерах, как «Конь Белый» и «Учитель физкультуры». А также в других, не менее известных фильмах. Валера снимал кино про нас с помощью профессиональной 35-миллиметровой камеры. Примерно на третий день выяснилось, что коробки с пленкой он положил в дырявую гермоупаковку, а поскольку путешествие на катамаране - предприятие довольно мокрое, несколько километров пленки ушло за корму, оставшаяся была убрана в палатку - в самое сухое место.
Справа, смещаясь назад, постепенно таяла мохнатая гора, видимо, Аю-Даг, знакомая с детства по книжкам о лагере «Артек». Впрочем, не уверен. Далее несколько дней берегов видно не было.
Два катамарана, четыре человека на каждом, четыре часа in, четыре часа off. Ночь. Потрясающая августовская звездная ночь. Можно бесконечно долго, свесившись под палубу, смотреть на зеленое струящееся пламя, обволакивающее шверт и перо руля. Ярче всего светятся передние кромки. Рука, опущенная в воду, также начитает светиться. Пугает шальной метеорит, сорвавшийся вниз с небес. На мгновение становится светло, как днем, но свет мертвенно-зеленый. Рельефно прорисовывается каждая волна до горизонта.
Стамбул под утро обозначает себя заревом в полнеба. Вот он – Босфор – узкий проход в горах. С момента входа в пролив мир для меня стал объемным и очень ярким, как будто после лампового телевизора с плохим изображением вдруг увидел экран 3-D кинотеатра.
Надо отдать должное Самарину – с помощью секстанта и инженерного калькулятора он точно выводил нашу «эскадру» ко всем ключевым точкам перехода.
На входе в пролив распугали стайку ярких, как бабочки, виндсерфингистов. Справа на якоре видим яхту «Альциона» из Одессы. Подходим поприветствовать.
Надо сказать, что Черное море мы пересекли под российским флагом. Возможно, мы были первыми, кто сделал это за прошедшие семьдесят с лишним лет. Но ребята с одесской яхты посоветовали флаг поменять на советский, - с серпом и молотом. Типа, российский флаг никто не знает, турки могут спутать его с румынским, а с румынами они «не очень». Когда услышали конечную цель нашего перехода, от души посмеялись.
Босфор описывался неоднократно. С его мостами, древними башнями, бухтой Золотой Рог, храмом Софии и Голубой Мечетью на выходе в Мраморное море.
Навстречу проходит плавучая клиника Святослава Федорова. Ошвартовавшись к советскому рыболовному судну, сгоняли по-быстрому в Стамбул на одном катамаране.
Предчелночный Стамбул. Торговцы сидят на улицах сплошной стеной, без зазоров. Подходят, называют цену на фотоаппарат, висящий у тебя на шее, и который ты вовсе не собираешься продавать. Валера важно стрекочет кинокамерой.
Мраморное море довольно грязное. Часто снимаем ошметки полиэтилена со шверта. В Дарданеллах ночуем на берегу. Перед закатом поныряли, достали пару горлышек от античных амфор. Еще один сувенир – шишки ливанского кедра. Огромные, красивые. Валера набирает целый мешок. В дальнейшем мы понемногу незаметно выбрасываем его шишки, сокращая их количество до разумного. На катамаране мало места.
Полумесяц, как на турецком флаге, над остроконечной, поросшей лесом горой, и какой-то совершенно пьянящий воздух…
Таким образом, Босфор и Дарданеллы вдруг оказались не просто красивыми словами, напечатанными на карте рядом с тоненькими синими ниточками, а вполне себе реальными полномасштабными объектами.
На выходе из Дарданелл начало раздувать. Под небольшими спинакерами катамараны весло скользят вниз по склонам довольно больших волн. Слева в дымке – остров Лесбос.
Вскоре после того, как он окончательно исчезает из виду, на «Калининце» ломается руль. «Калининец» - это второй катамаран. Наш называется «Остров Свободы», но не в ассоциации с Кубой, разумеется. Пробуем взять парней на буксир, чтобы хоть как-то стабилизировать болтанку. Кто пробовал в шторм что-то делать, вывесившись головой вниз за борт, тот поймет, чего им это стоило. Но, примерно через два часа руль был починен.
Небольшой казус. Незадолго до выхода я купил узкие (по тем временам) кооперативные плавки. Первые несколько дней я шарахался в широченных черных советских, затем переоделся. Тонкие полоски незагоревшей кожи, оказавшиеся внезапно под солнцем, сгорели до волдырей, и долго болели.
Валере запотемило снимать кино. По сценарию я должен сидеть на носу и изображать, что это офигенно весело, когда тебя обдают фонтаны соленых брызг. Спасжилет уже одет. Пристегиваюсь к леерам и ползу на нос. На носу ужасно неуютно, и довольно холодно – кат брыкается и норовит сбросить, волны окатывает с головой, но искусство требует жертв – смотрю в камеру, улыбаюсь и машу руками. Продолжается все это довольно долго. Наконец, удачный дубль снят, можно возвращаться в кокпит.
Ночью становится хуже. Штормит, может, и не сильнее, но ничего не видно, болтанка выматывает, постоянно необходимо следить за мечущимся огоньком соседнего ката и за качающейся картушкой компаса. Валера, мой напарник по вахте, забился под крыло палатки, где относительно уютно, и хрючит. Внезапно яркий свет мелькает с противоположного борта. Там ничего не может светиться! Показалось, успокаиваю себя. Свет мелькает снова, потом еще раз. Осторожно переползаю с борта на борт. Оказывается, смыло спасжилет. Он привязан, и болтается за бортом. В спасжилете лампочка и батарейка, которая начинает вырабатывать ток в морской воде. Никакой мистики.
Кажется, сил выносить шторм уже не осталось. Но есть одна фишка - вахта - не бесконечна! Бужу Валеру, чтобы он разбудил Толиков. Нестерпимо долго они собираются, потом долго пытаются разобраться, что к чему. Парни, ничего сложного. Вот катамаран, вот море. Наслаждайтесь.
Забиваюсь в палатку, в сырой спальник. Немного согреваюсь, и проваливаюсь в спасительный сон.
Вчетвером в двухместной палатке – это перебор. Кто же за рулем? Да, какая разница, главное – не будят, а значит, еще какое-то время можно не вылезать в этот, плюющийся соленой пеной кошмар.
Наутро выясняется, что катамараны стоят на пляже, в довольно закрытой бухте.
При свете солнца мир выглядит гораздо веселее, ветер подутихает. Но волны долбят утесы все так же упорно. Один из камней на выходе из бухты подбрасывает к небу впечатляющие фонтаны высотой метров десять. Проходим мимо фонтанов с минимальным запасом. Сменить галс шансов мало. Катамараны крайне неохотно делают поворот «оверштаг».
Позднее ветер становится совсем приемлемым, да еще и попутным. Самарин подходит ближе и предлагает ставить спинакеры. До этого сменой и настройкой парусов в нашу вахту занимался я. И тут меня осеняет:
«Валера, а давай в этот раз будет твоя очередь ставить спинакер?»
Валера безропотно лезет на нос, начинает разбираться с парусом.
Второй катамаран уже несет спинч, и начинает удаляться. Наш спинакер взлетает вверх и наматывается на штаг. По-другому и быть не может, поскольку проведен он между мачтой и штагом. Ну, то есть, весь. Вместе с брасами. Смеюсь в кулачок тихонько.
Не получилось. Попробуем еще раз.
Валера сдергивает парус и долго перевязывает. Вторая попытка – результат тот же. У меня - безмолвная истерика. К третьей попытке Самарин успевает вернуться к нам, сняв спинакер, и отлавировавшись против ветра.
На его крики из палатки наполовину показываются Толики. Толя Курочкин быстро соображает, в чем дело, и просит меня разобраться.
***
Еще одна ночевка в бухте на греческом острове. Бывает же такое – длинный узкий проход, заканчивающийся почти идеально круглой бухтой с песчаным пляжем. Ночью, когда вытаскивали каты на берег, было видно небольшую надувную лодку на берегу, и двух людей, спящих прямо на песке, завернувшись в спальники.
Утром знакомимся. Молодая греческая пара, живущая в Афинах, приехала на рыбалку на остров. Она – преподавательница английского в школе, поэтому проблем с общением не возникает.
Парень в языках не силен, но фразу «Мэй би фиш», поднапрягшись, собрал, и, втроем, с Олежей Лаптевым, едем троллить под мотором. Результат отрицательный. Купаемся, ныряя с отвесных скал.
Следующая остановка – знакомая многим бухта рядом с мысом Сунион под храмом Посейдона.
Стоим на пляже, знакомимся с девушкой, катающейся на морском каяке. Выпросили у нее каяк на пять минут, и устроили шоу с покатушками на волнах, и сериями эскимосских переворотов. Сначала Курочкин Толик, потом Сергей Коряковцев, потом я. Курочкин в свое время был одним из сильнейших каякеров-слаломистов страны.
Греки на пляже были весьма рады неожиданному представлению.
Толя Назаренко уходит поохотиться, возвращается с огромной муреной на гарпуне. Изогнувшись, мурена грызет металлическую стрелу.
Привычная толпа становится еще гуще, два каких-то мужика в плавках, похожих на семейные трусы, беседуют о чем-то с Игорем Мотусом.
- Игорь, чего говорят-то? – интересуемся.
- Вот, советуют пожарить мурену на углях, говорят, очень вкусно.
- Да пошли ты их, сообразим как-нибудь, что с ней делать.
Игорь поворачивается, недолго еще беседует с мужиками в сторонке, потом они поднимают руки, прощаясь, и входят в воду.
- Игорь, это кто был хоть?
- Да, во-он с той яхты.
Яхт довольно много, но Мотус указывает на вторую по величине яхту, на данный момент, стоящую на якоре в этой бухте. Это огромная деревянная двухмачтовая шхуна…
- !!!???...Игорь, ты о…л? Верни их, и скажи, что мы подвезем их на катамаране под мотором.
Мужики уже практически плывут, но на окрик оборачиваются. Бла-бла-бла «моцион», бла-бла-бла, «найн-о-клок».
Мужики неспешно уплывают.
Немая сцена.
- Ну, короче, они сказали, что вечернее плавание у них – это типа зарядки, и от наших услуг отказались. Зато в девять вечера пригласили на ужин.
Мурену приготовили на углях, растерзали. Действительно, вкусно.
Не помню, почему, решаем идти на одном катамаране, второй оставив на берегу под охраной из одного человека. Добровольцев почему-то не находится. Всерьез уже подумываем о жребии, но тут проблема решается сама собой. Утомившийся за день Толя Курочкин прикорнул на палубе, и признаков активности не выказывает.
Очень тихо собираемся. Мотор заводим метрах в пятидесяти от берега. Толик два последующих дня разговаривал с нами только в случае крайней необходимости.
Храм Посейдона на горе в темноте подсвечивается. Там наверху бесконечно мелькают вспышки фотоаппаратов. Брошенный швартовый конец толщиной с руку чуть не пробивает насквозь палубу. Команда ловко ошвартовывает катамаран через огромные кранцы; сверху опускают трап.
Хозяин с женой, дочка с подругой, юрист. Команда – пять человек. Капитан, двое матросов, кок и стюард. На яхте две шлюпки, размером раза в два побольше наших катамаранов. Дочка ничего себе. Черные, как у, практически, всех гречанок, волосы – высветлены. Лицо и фигура – античная статуя.
Нас приглашают в гостевую беседку на палубе. Беседка увита зеленью. Столы и кресла покачиваются, немного компенсируя качку. На столе скромненько. Салатики (обычные и фруктовые), пиво, небольшие сэндвичи. Смуглый стюард в белом сюртуке беззвучно скользит за спинками кресел. Беседуем. (На следующий день хозяевам с нами было бы беседовать гораздо интереснее, но ни мы, ни они не знали, что случится завтра.) Насколько помню, (за точность не ручаюсь, не набрасывайтесь) яхта строилась на гонки Кубка Америки 1947-го года. После того, как морально устарела, была выкуплена и перестроена для круизов.
Небольшая заминка. Стюард подходит к хозяину, и они о чем-то негромко разговаривают. Затем хозяин обращается к нам: «Извините, на яхте небольшой холодильник, и холодное пиво закончилось. Вы не возражаете, если принесут неохлажденное пиво?»
Ясен пень, не возражаем. Такое пиво мы бы продолжали пить, даже если бы кто-нибудь догадался вскипятить его. Стюард приносит мне на подносике запотевший бокал мутной жидкости с плавающими в ней кубиками льда. Вроде с виду ананасовый сок. Большой глоток доказывает, что в бокале отнюдь не сок, а нечто алкогольное, и очень гадкое на вкус. Смутно напоминает анисовое лекарство из детства. Украдкой озираюсь – может, издеваются? Нет, потягивают из бокалов то же самое. Пью через силу.
Стюард через плечо тянется к пустому бокалу и забирает. Улыбается, спрашивает, понравилось ли. Ну да, конечно, пил бы и пил. И что вы думаете, конечно, стюард возвращается с полным бокалом. Впоследствии выясняется, что эта волшебная штучка и есть УЗО. Узо - греческая водка.
Приглашают в экскурсию по яхте. Капитан хвастается капитанским мостиком, кок – камбузом. Вид огромного чана (способного утопить наш кат), полного кипящим растительным маслом, в котором в сетке готовится картофель фри, производит неизгладимое впечатление.
Утро следующего дня застало нас сидящими на пляже вокруг приемника.
Строгий голос вещал о введении чрезвычайного положения в стране, которая уже довольно давно осталась за кормой. Собственно, вариантов намечалось два – возвращаться как можно скорее домой, либо идти дальше. Самарин видел один вариант – возвращение. Остальные имели свое мнение, отличное от мнения руководителя перехода.
В таком вот раздвоенном состоянии двинулись дальше, ко входу в Коринфкий канал, в общем-то, по первоначально намеченному маршруту. По пути пересекли трассу наших судов на подводных крыльях, курсирующих до Афин. Поскольку дуло слабо, а летали они часто, насмотрелись вволю. Слева прошла небольшая подводная лодка.
Самарин с Мотусом уехали на автобусе в Афины, у нас – вынужденная, но от этого не менее интересная экскурсия по Коринфу.
Аккуратные домики поблизости, в газетных киосках – газеты с кричащими заголовками. На фотографиях - танки на улицах Москвы. На входе в канал – забавный мост, который погружается под воду, когда проходит корабль. В верхней точке канала – ажурный мост, и всюду продаются открытки с видами прохождения канала большими судами. Греки, подходящие к катамаранам, и видящие красные флаги, говорят: «Язов – пух-пух». Вообще-то застрелился Пуго, но у них, видимо, прошла ошибочная информация.
Возвращаются из Афин Самарин с Мотусом, говорят, что дома все налаживается, можно двигаться дальше. Заплатив за проход около двухсот долларов, получаем время захода в канал. Ждать довольно долго.
Уже в темноте входим в канал. Не одни. Вместе с нами запускают большое судно, но оно быстро уходит вперед. Слева кафе. Народ выпивает и закусывает. Увидев нас, машут руками. Машем в ответ.
Очень красиво ночью. Канал освещается, как проспект, фонарями, расположенными через равные промежутки.
Шли всю ночь. Под утро выскочили на приглянувшийся бережок. Вокруг – домики, оградки. Выглядит все это, примерно, как наши сады в пригородной зоне.
Как рассвело, появился грек; мы расположились на участке берега, который напротив его домика. Возмущаться не стал, напротив, когда объяснили ему, что идем дальше до Италии, и ищем воду, метнулся за ограду и притащил шланг. Из этого шланга заправили все емкости, имеющиеся в наличии. Потом пили чай и ели фрукты у него дома.
Сын и дочка грека мало-мальски говорили по-английски, так что на обычные темы (про снег и морозы в России) пообщаться получилось. У них редко бывает даже зимой температура ниже +15.
Коринфский залив очень длинный. Но вот растаял за кормой и греческий берег. К этому времени уже привыкли к полетам летающих рыб, а дельфины воспринимались, примерно, как собаки на улицах. Видимо, их чем-то привлекали темно-синие обтекаемые поплавки катамаранов. По утрам выбрасывали с палубы засохших летающих рыбок. Один раз мимо от горизонта до горизонта на бешеной скорости пронеслись два тунца, по очереди выпрыгивая из воды.
Кто-то из парней, говорит, видел после этого акульи плавники. Еще навстречу прошли то ли касатки, то ли небольшие киты. Они выпрыгнули впереди прямо по курсу, прошли под водой навстречу, и выпрыгнули сзади. В этот момент, честно говоря, под ложечкой засосало, как, если бы вдруг оказался на большой высоте на краю крыши. Вода-то очень прозрачная, а эти дуры о-очень большие.
Валера периодически развлекал нас, изображая то расстрел Чапаева с падением за борт, с веревкой в руке, привязанной за корму, то, довольно похоже картавя – Ленина, толкающего бурные речи про «буржуазов проклятых». В белой, (но уже грязной) солдатской рубашке из комплекта нательного белья Василий Иванович выглядел очень натурально.
К этому времени почти у всех, извините, развился фурункулез пониже спины, и народ рулил на коленках, подсушивая пятую точку на солнышке. На Валеру вообще смотреть было страшно. Я и не смотрел. Меня уже можно было снимать в фильме про Маугли – черный, как черт, выгоревшие до пепельного цвета лохматые волосы, и нездоровый блеск в глазах…
О дельфинах. В Черном море и Мраморном мы их не видели. Вот уже в Средиземке они стали частыми гостями. Так и цвет воды реально поменялся. Дельфины подолгу шли с нами рядом, выпрыгивая из воды. Без всяких кульбитов – они же не цирковые там какие-нибудь. Все-таки, видимо, мы их чем-то привлекали, поскольку, в дальнейшем, бывая на яхтах в разных местах средиземки, дельфинов встречал редко, и заинтересованности они не выказывали – просто проходили мимо.
Птички офигевшие. Ничего не боятся. Садятся, едут с нами какое-то время, подом летят дальше, по ведомому только им маршруту. Валера решает проверить свои пленки. Напомню, он переложил дырявую герму из мокрого места в сухое – в палатку. Банки с пленками очень мешаются, колют бока, но мы терпим – фильм по походу важнее призрачного комфорта. Перемена места хранения - не помогает.
Днем темный склон палатки накаляется до нереальных температур. Соответственно, пленка сварилась. Треск склеенной эмульсии с перематываемых бобин перемежается только Валериным матом. Еще несколько километров пленки улетают в море. Валера успокаивает – еще много осталось. Забегая вперед, скажу сразу, что фильма никакого никто из нас не видел.
"Печень минтая", "Рагу из лососевых рыб", "Горбуша в масле" – дефицитные консервы в то время. Доставали их по большому блату. До сих пор смотреть на них не могу. Хотя с «Метаксой» греческой шли вроде неплохо…
В штиль иногда с Толей Курочкиным развлекаемся греблей. Были у нас распашные такие весла. После часа остервенелой гребли на глаз становилось заметно, что от соседнего катамарана понемногу удаляемся. Но там грести и не думают.
Беру у Самарина секстант. Упражняюсь в замерах высоты солнца над уровнем горизонта. Даже при минимальной качке это непростое дело.
***
Два дня мы загорали на пляже в Реджио-Ди-Калабрия. Не в связи с тем, что хотелось загорать, просто из Мессинского пролива дул свежий встречный ветер, и, с нашими лавировочными качествами нечего было думать подняться против него.
Ходил за хлебом. Магазины довольно далеко. Все окрестное побережье – небольшие, красивые виллы, утопающие в зелени. Добрел до места, отдаленно напоминающего улицу, и зашел в кафе, узнать, где, собственно, продают хлеб. Нашлась отзывчивая итальяночка со знанием английского, объяснила, что магазин находится дальше по улице. В магазине – абсолютно пустые прилавки, но хлебом пахнет. За прилавками – тучная продавщица.
- Хлеб?
- Хлеба нет, сегодня не будет.
- Где-то поблизости есть?
- Нет.
Иду обратно мимо кафе. Девушка видит в руках у меня пустой пакет, бьющий по ногам, выскакивает из кафе.
- Не нашел?
- Нашел, но хлеба сегодня уже не будет.
Хватает меня за руку, тащит к хлебному магазину.
Обожаю итальянский. Особенно в таком варианте. Женщины долго кричат друг на друга, размахивая руками, затем продавщица достает из-под прилавка четыре батона, и, причитая, засовывает в мой пакет. Этого крайне мало, пытаюсь объяснить, что нас восемь человек, надо еще. Девушка поворачивается к продавщице, руки на боках, грозно спрашивает:
- Еще есть?
Длинная-предлинная тирада из-за прилавка. Понимаю, что облом.
Девушка поворачивается ко мне:
- У нее хлеба больше точно не допросишься.
Усугублять ситуацию дальше - смысла нет.
Благодарю, и ретируюсь.
На берегу выслушиваю закономерный вопрос:
- Чего мало взял?
Предлагаю сходить за хлебом кому-то еще. Я сделал все, что мог.
***
Все в округе нас уже знали, и, уже почти не морщась, пили пшеничную, но, видимо, кто-то стуканул на подозрительных туристов, и вечерком к нам подкатил полицейский катер. Офицеры, (не открывая паспортов) попросили рассказать, откуда мы такие взялись, и не нужна ли помощь. Также было сказано, что, если останавливаться где-либо дольше, чем на сутки, необходимо регистрироваться в ближайшем полицейском участке, что мы и сделали, как только катер отчалил.
Очень рано утром, пока еще ветер не усилился, вышли в пролив, и, крадучись вдоль берега, прошли его с юга на север. Слева сияла Мессина и проблескивал красный маяк - справа - зеленый.
В Тирренское море вышли тоже ночью, когда вокруг сказочно красиво. Города слева и справа светящимися щупальцами взбираются на темные гористые возвышенности. Потом слева осталась только Сицилия.
Пришло время нашей вахты. Когда все вокруг спокойно, один из вахтенных полвахты (2 часа) мог вздремнуть под крылом палатки. Рулевой поднимал его в случае перемены ветра – поднастроить паруса, или в случае какой-либо другой необходимости. В начале вахты в этот раз отдыхал я. Валера, отрулив два часа, растолкал меня, сообщил текущий курс, и завалился на мое место. Ветерок свеженький, кат бежит хорошо. Протирая глаза, сверяю курс по светящемуся циферблату, наконец, оглядываюсь по сторонам.
Ищу огонек второго катамарана. Опа! Нет огонька.
Привстаю, внимательно осматриваю дугу горизонта впереди по курсу, потом позади. Слева только темная громада Сицилии. Толкаю Валеру: «Где соседи?»
Бурчит что-то нечленораздельное, отмахивается, вставать не хочет. Нет, так дело не пойдет! Начинаю тормошить Валеру активнее. Поскольку в руках румпель, возможно, ногами. Не помню. Просыпаются Толики, паруса сбрасываем, устраиваем форменный допрос.
«Скажи, хотя бы, где видел последний раз – впереди, или сзади?!!»
«Вроде, впереди… А может, и позади…»
Не добившись точного ответа, не знаем что делать – идти догонять, или ждать на месте.
В итоге идем к берегу, ночуем на пляже. Решение оказывается правильным. Когда на катамаране Самарина потеряли нас из виду, там тоже решили идти по кратчайшему расстоянию к ближайшему берегу, и ждать там. Наутро, с рассветом, обнаружили друг друга в прямой видимости. Неприятное происшествие закончилось благополучно, но осадочек остался.
С утра вышли в море и встали. Зеркало, практически. Немного пожгли драгоценный бензин, в надежде, что подует. Не подуло. Зато в поле зрения появилось два неуклюжих рыболовецких кораблика. Как по-итальянски «буксир»? Мы решили, что «буксиро». Видимо, решили правильно, поскольку один из кораблей замедлил ход, и начал готовить буксирный конец.
- Вулканьо? –спросил он.
- Вулканьо. – сказали мы, не зная, что это такое, но надеясь, что в ту сторону, куда надо.
Если на яхте у грека швартов был очень толстый, то при виде этого кончика мы закричали от ужаса, замахали руками, и передали на буксир свою веревочку. Итальянец покрутил ее в руках, поморщился, потом где-то закрепил. Дождавшись, пока второй катамаран закрепит свой буксир, дал ход.
Это только казалось, что рыбаки ползут медленно. Мы похватались, кто за что успел, присели, прижали уши, и стали ждать, когда это кончится. Катамараны никогда еще не перемещались с такой скоростью. Нам просто повезло, что не вырвало переднюю балку, за которую закрепили буксировочный конец.
Через некоторое время, возле гряды островов, вершина одного из которых курилась, рыбак сбросил ход, махнул в сторону этой вершины рукой, важно сказал: «Вулканьо!», и отцепил буксирный.
«Боно» и «Грацио» к этому времени мы уже выучили, хором сказали «Грацио», он помахал рукой, и ушел вправо.
На моторах мы прошли между островами сквозь гряду камней, как пальцы, торчащих из воды, и встали в миле от берега, в ожидании ветра.
Начало вечереть. В течение нескольких часов Самарин крепился, не поддаваясь на уговоры, и не соглашаясь вернуться к острову.
Помню, как Курочкин в отчаянии сказал:
- Юра, я с детства мечтал забраться на вершину вулкана!..
Но и это не подействовало. Только явное нежелание ветра дуть вынудило Самарина махнуть рукой, и сжалиться над желающими свежих впечатлений участниками перехода.
Сначала зашли в западную бухту, но там, кроме отеля и причалов, не нашли ничего достойного. Вернулись в северную бухту. В ней обнаружили шикарный пляж, на который и выбросились. Вода в бухте местами словно кипит – это проявляется деятельность вулкана. Неподалеку – грязевое озеро, в котором сидят и лежат люди, вокруг бродят женщины с грязевыми масками на лицах. Красота!
***
Самарин, прихватив Мотуса Игоря Яковлевича, как самые дисциплинированные, ломанулись искать полицейский участок, а я, Курочкин Толя и Валера Доронин, взглянув на курящуюся в облаках вершину вулкана, переглянулись и начали собирать рюкзаки.
К вулкану вела изумительно красивая дорожка, "вымощенная желтым кирпичом", с ажурными мостиками, перекинутыми через ручьи, местами перекрываемая сверху арками из кустов, оплетенных вьюном. Ближе к подножью идти стало труднее, начали попадаться предупреждающие таблички, и запахло серой. Сам склон достаточно крутой. Одновременно с нами лезли японцы и французы.
Толя Курочкин подсадил японочку за попку на трудном участке и дальше шел, как в тумане - под впечатлением. Так что толку от него было немного, и приходилось местами направлять в нужную сторону.
Наверху, собственно, кроме жерла, дурно пахнущего, ничего мы не нашли, и очень обрадовались, увидев беленький обелиск, весь исписанный импортными словами. Найдя свободное место, не удержались, написали, естественно: "Киса и Ося здесь были" и поставили дату.
Спустились вниз, где трое оставшихся дежурить клоунов уже успели собрать вокруг себя изрядную толпу. Спустя некоторое время вернулись Мотус с Самариным в ужасном настроении.
Они очень долго искали полицейский участок, а когда нашли - обнаружили в нем изнывающего от жары, голого по пояс толстого итальянского полицейского из книжки про Пиноккио. Еще немалое время они потратили на то, чтобы все-таки растолковать ему причину, по которой посмели его разбудить. Чтобы от них отвязаться, карабинер что-то для виду порисовал в первой попавшейся замусоленной тетрадке.
В общем, наши друзья ушли в очень скверном расположении духа. На глаза им попался возвышающийся над городком купол вулкана, и они возомнили, что будут первыми русскими, поднявшимися на его вершину... Дальше можно не рассказывать.
Потом к нам приехал итальянский коммунист.
Неподалеку от катамаранов резко затормозил небольшой джип, размерами с нашу "Волынь", и оттуда выскочил патлатый мужик, голый по пояс, весь в не очень приличных наколках. Немного косолапо он пробежал разделяющее нас расстояние и начал выражать бурный восторг, кидаться на шею и пытаться целовать. Так как ни по русски, ни по английски он даже не пытался говорить, непрерывно восклицая что-то на итальянском, мы шарахались от него, пока не разобрали слова "итальяно коммунисто", и не увидели золотые серп с молотом на массивной золотой цепи. После этого решили, что проще "отдаться".
Далее переводчицей выступала студентка с пляжа, знавшая английский.
Звали коммуниста Франко Житто.
У Франко Житто была давняя мечта – чтобы в бухту острова вошел корабль под красным флагом с серпом и молотом. Таким образом, его мечта сбылась.
Он отвез нас к себе домой, причем за рулем немного проехал наш Сергей Коряковцев и удостоился похвалы: "Гранд пилото". Нам всем захотелось быть итальянскими коммунистами. Большой дом на райском острове, две машины. Двор заставлен скульптурами работы хозяина, и основной темой были сцены интимных отношений хозяина и хозяйки.
Скульптор, поэт (подарил сборники своих стихов с подписью), спортсмен (на постаменте - спортивный велосипед, и все стены увешаны медалями).
Несмотря на отсутствие перевода, разговор лился непринужденно, особенно понравилось, как Франко изображал процесс получения кактусового самогона, который мы, собственно, и пили, и которым он нас щедро снабдил в дорогу. Кстати, если кто не видел плодов кактуса - это большой сочный оранжевый плод, по вкусу могу сравнить только с хурмой.
Сидели кружком за столом, и Франко Житто объяснял, что он, как настоящий русский коммунист, старается пить много, и каждый день, но плохо получается, так как необходимо работать. Что ему очень тяжело вести партийную работу, так как на острове два коммуниста - он и его жена. Он - председатель коммунистической организации острова, жена - секретарь, и даже привел сравнение - как Ленин и Крупская.
Тут вскочил интеллигентнейший (слов неприличных не употребляющий в принципе), но уже изрядно подвыпивший Игорь Яковлевич, видимо, не любящий коммунистов, и прокричал: "Х... в ср...ку"!
Его усадили, а хозяину объяснили, что человек прокричал что-то типа: "Да здравствует Революция!"
Долго пели итальянские песни, типа "О, соле мио!", не испытывая никаких затруднений со словами. На прощанье подарили огромный советский флаг с военного корабля, в котором хозяйка, завернувшись, сразу потерялась, кучу советских значков. Я подарил красный червонец с Лениным. Франко тут же заорал: "Мамма миа!" и облобызал, естественно, купюру со всех сторон.
***
Вечер задался чудесный, звезды плавно кружились над головой, народ уже вповалку дрых в тесных катамаранных палатках, а я был не до такой степени пьян, чтобы сверху на кого-то падать, и просто сидел на борту, ближе к носу, спиной прислонившись к чьей-то спине свозь палаточную ткань. Идиллию нарушила большая черная машина, подъехавшая к месту нашей стоянки.
Я слегка напрягся, особенно, когда открылись дверки, и из машины полезли широкоплечие чуваки в хороших костюмах и галстуках. Правда, следом за ними практически сразу показалась Фея.
Если есть красивые итальянки, то это была одна из них. На высоких каблуках, в струящемся, сверкающем блестками вечернем платье - она подошла, и на чистом итальянском языке начала что-то мне втолковывать. (Бела донна). Поняв, что надо помогать, к делу подключились телохранители, и их темперамент (один даже упал на песок в процессе разговора) растопил лед языкового барьера.
Как оказалось, пока мы лазили на вулкан, товарищи остававшиеся у катамаранов подкатили к загорающей на пляже красивой девушке и умудрились договориться на встречу. Разбудить (даже пинками) я никого не смог. Фея пожала плечами и уехала...
***
С утра, очень рано, по пляжу бродит молодой человек с огромным черным мешком и пикой – собирает мусор. На пляже очень чисто.
Познакомились со студентами из Рима. Они работают в киоске неподалеку – грузят на яхту кое-какие продукты, и торгуют на островах, где все дороже. Пообщались с капитаном, он пригласил в гости на лодку. Радар прорисовывает береговую линию и суда, стоящие на рейде. GPS указывает местоположение, с точностью до длины корпуса. Для нас это совершеннейшая фантастика.
Немного позже познакомились с поляком, неплохо говорящим по-русски, и на полном серьезе обсуждали совместное предприятие по производству яхт в России, с дальнейшей поставкой в Польшу. Вечером он возил Самарина и Курочкина на местную дискотеку.
Надо полагать, там они уже обсуждали детали организации СП, поскольку вернулись под утро совершенно никакущие.
